Моя близкая подруга, поэт Любовь Сирота, как-то позвонила мне и сказала:
- А знаешь, «Голос» кинул клич подавать заявки на «Голос 60+». По-моему, это твой шанс!
- Почему бы не попробовать, - откликнулась я, и мы попробовали: я подала заявку, послала необходимые ссылки на свои фото и звукозаписи и… на время позабыла об этом, как вдруг…
- Здравствуйте, это Наталья – редактор проекта «Голос 60+» из «Останкино». Мы прослушали ваши записи, они нам понравились, и мы приглашаем вас на кастинг.
Я, конечно, очень удивилась, не скрою, была обрадована и польщена. Но тут же возникла масса проблем – в основном, денежных. Как выяснилось, проект «Голос» никого не субсидирует и расходов не компенсирует. Пришлось изыскивать средства на дорогу туда и обратно. К счастью, проблемы с жильем не оказалось: у меня в Москве есть и родственники (племянница Галя Хомчик и ее семья), и друзья – было у кого остановиться и даже прокормиться. К еще большему счастью, у меня есть друзья и рядом, они помогли собрать нужную сумму на билеты.
И вот я в Москве. Пока мы ожидали в вестибюле, чтобы нас позвали на кастинг, я вдруг увидела, что из центра зала на меня кто-то показывает пальцем и хохочет. Присмотрелась – Боже, ведь это же Лена Ворошилова – наша звезда, любимица краснодарских бардов и моя подруга! Как выяснилось, ы с ней ехали в одном поезде. Только в разных вагонах. Мы обнялись, расцеловались и стали ждать вместе.
Да, кстати, еще о предыстории. По условиям проекта «Голос», своих песен там петь не полагается – только чужие. Поэтому мне пришлось-таки пошерстить свой репертуар. Нужно было подготовить 2 композиции – одну на русском языке, вторую – на иностранном, но можно и обе на русском. Я советовалась с друзьями. Одна краснодарская подруга «Малена» – мой добрый гений и мама доброго гения Саши Скифа (он записал мой первый диск) – сказала мне:
- Пой Окуджаву – он тебе ближе всех и лучше получается.
Другая Краснодарская подруга – завлит филармонии, поэт с музыкальным образованием и большим опытом судейства в песенных конкурсах Людмила Фоминых внимательно послушала мое пение, сделала целый ряд очень ценных замечаний по поводу моего голоса и исполнительских качеств и порекомендовала подготовить всё-таки одну песню на английском (я и сама понимала, что не стоит отказываться от такого козыря, какого может не быть у других участников, как знание языка), и мы остановились на песне «Элвиса Пресли» “Can’t help falling in love”. Что касается бардовских песен – ее отношение к ним оказалось несколько пренебрежительным, как у большинства профессионалов-эстрадников. Она согласилась на «Песенку черепахи Тортиллы» («Стать богатеем иной норовит») или, как вариант, на песню Л. Сергеева «Колоколенка». Эти же две песни мы прежде выбрали с Маленой, так что на их счет я была спокойна. Однако, едучи в поезде, попробовала попеть Элвиса – и пришла к выводу, что не всё у меня в порядке с аккордами. Тогда ночью, лежа на верхней полке, вдруг вспомнила свою многолетней давности встречу с американцем украинского происхождения Тедом Онуляком, который подарил мне тогда песню “Hangman, hangman, slack your line”. С тех пор прошло 35 или 40 лет, но, как выяснилось, песня жила во мне всё это время в законсервированном виде. Я вспомнила ее в точности и без труда, она оказалась достаточно простой в исполнении и даже в аккордах (в Москве я нашла ее в интернете и убедилась, что запомнила идеально). Моя московская подруга Вика – музейный работник и поэт, сказала, что барды в наше время вообще неформат и посоветовала выбрать какой-нибудь блюз. Но изучать что-то новое не было времени и смысла, а из имеющегося наиболее близким к блюзу вариантом оказалась как раз моя вспомненная американская песенка (точнее, она европейского происхождения и довольно древняя, так что это скорее фолк). В песне рассказывается драматическая история о том, как человек, которого вешают, просит палача повременить, ослабить веревку, т.к. видит по очереди приближающихся к нему близких: мать, отца, брата. Сестру – и у каждого спрашивает, принесли ли они выкуп за него или просто пришли полюбоваться, как он будет болтаться на веревке. Каждый из родственников признает, что пришел полюбоваться, и только возлюбленная отвечает, что принесла выкуп, поскольку не выдержит этого зрелища. Московской подруге мое исполнение этой песни понравилось, и она сказала, что с ней у меня есть хоть какой-то шанс.
Словом, заморочки с репертуаром оставались вплоть до начала прослушивания, перед которым нас мурыжили по кабинетам и коридорам часа три. Вызвали нас на 11.30, а прослушивание было назначено на 13.00, так что даже зависание компьютера на целых 30-40 минут, как оказалось, было предусмотрено в расписании. И вот, маемся мы с Ленкой в предбаннике между зависшим компьютером и комнатой для интервью – и вдруг видим… Владимира Качана собственной персоной!
- Здравствуйте, а вы тоже едете на этом поезде? – обратилась я к нему с неподражаемой наглостью, от которой он поначалу опешил. Я тут же успокоила его, сказав. Что я тетя Гали Хомчик.
Вид у Качана был злой и недовольный, будто его насильно загнали на эти галеры. Его всюду пропускали без очереди, но он продолжал твердить: «Мне сказали, что это быстро». Как выяснилось, он опаздывал в театр на репетицию. Мы с Ленкой проскочили в первую десятку и шли сразу за Качаном – сначала она, а потом я.
Когда из закрытой студии, где шло прослушивание, вышла первая претендентка, она с недоумением и огорчением сказала:
- Дали спеть только первый куплет…
Это было естественно: всего в этот первый из трех дней прослушивания было назначено 100 человек, так что если бы каждого выслушивали полностью – пришлось бы сидеть там чуть ли не сутки.
Ленка спела арию из «Собора Парижской Богоматери» «Le temps des cathédrales» (начало) и первый куплет «Калитки», ее поблагодарили и отпустили, следом пошла на крест я. На крест в буквальном смысле: на полу был наклеен белый крест из скотча, и мне объяснили, что становиться надо на него.
Как ни трудно было сосредоточиться и выступать после нашей звезды, пришлось-таки начать. Песню про повешенного я допела до конца эпизода с матерью, то есть фактически 3 четверостишия, после чего меня остановили и спросили, что у меня есть еще. Я в ответ спросила, что им спеть – веселое или грустное. Они выбрали веселое, и я начала «Стать богатеем» с чувством явного облегчения, поскольку пение на родном языке для меня гораздо более своя стихия, чем иностранщина. В середине куплета поймала себя на неточном аккорде – быстрый взгляд на струны, моментальное возвращение концентрации, допеваю куплет и произношу первое слово следующего, но тут меня останавливают и отпускают. Уходя, я пробормотала что-то типа «спасибо, вы мне очень помогли» и сошла со сцены.
Тем дело и кончилось. В коридоре нам объявили, что результаты будут в течение 10 дней, и тут Ленка изрекла:
-- Ну ладно, Марина-то всё равно не пройдет, а я-то побеждать приехала, как же я столько ждать буду!
- А чего это ты так уверена, что я не пройду? – парировала я с улыбкой.
С Ворошиловой и ее молодым импресарио Алексеем (он всюду сопровождает свою обожаемую звезду, прорвался и в «Останкино», где фотографировал ее на каждом шагу) после всего этого мероприятия мы зашли в итальянский ресторанчик, где удовлетворили свой голод, причем Алексей благородно отказался от моего финансового вклада в оплату счета, после чего я поехала на дачу с племянницей, где прекрасно провела время с ней, ее мамой и многочисленным кошачьим населением. Это было ностальгическое путешествие, я вспоминала, как мы детьми проводили время на этой самой даче, как устраивали концерты, делали смешные рукописные журналы… А ночевала я в комнате моего дорогого покойного брата Вити – среди его книг, семейных фотографий… Эта поездка сделала меня абсолютно счастливой, она-то и была для меня главным пунктом моей «московской программы».
Что касается «Останкино», то никаких вестей оттуда с тех пор ни я, ни Лена Ворошилова так и не получили. Более того, не отвечал при наборе и телефон той самой Натальи-редактора, которая так любезно разговаривала со мной, приглашая меня на кастинг. Что ж, отработанный материал, как известно, никому не нужен. Действительно, стоит ли напрягаться, чтобы сообщить людям, что они «пролетели»? Сами догадаются!
Так и закончилась моя попытка попасть в обойму шоу-бизнеса. Всё к лучшему: ведь если бы я туда попала – мне пришлось бы собирать деньги на второй, а потом и последующие приезды в Москву. Лучше продолжать петь на улице: там тебя оценивают сразу и адекватно – даже если не слушают – всё равно бросают денежку, а это гораздо лучшая оценка, чем эфемерная любовь невидимой телевизионной публики. По крайней мере, есть что предъявить детям и внукам – и использовать им на благо.
